Прискакав после обеда к мыловарам, пошел к чану. Приказал аккуратно отделить мыло от рассола и залить новой порцией щёлока. Второй раз варили по времени меньше, около двух с половиной часов. Потом снова провели отсолку и двухчасовое отстаивание. Я уже никуда не уезжал, так как не мог дождаться результата. Поэтому остался в варочной.
Вот оно, ядровое мыло! Вроде, все как в описании. Выложили массу на расстеленную дерюгу. Осталось подождать полтора-два часа и можно раскладывать массу по формам и сушить.
На улице уже было темно, в положительном результате я убедился, так что, можно ехать домой. Проинструктировал мыловаров о их дальнейших действиях, настроил на то, чтобы при дальнейших варках пробовали добавлять душистые травы, и поехал домой. Как же хорошо на душе, когда все, что планировал получается. А дома еще и прелестные девушки ждут. Ух!
Я ехал домой и не замечал ни стылую погоду, ни отсутствие какого-либо освещения на темных сельских улицах. Вечер казался прекрасным. Подъезжая к дому и уже увидев воина с факелом, несущего службу у ворот, укорил себя за то, что пренебрег охраной. И доспех не надел, хотя стараюсь носить его постоянно.
Чтобы себя самого не материть, скажу, что это было непрофессионально. Да и урон статусу, как простому воину в одного разъезжать. Охранник увидел меня, вставил факел в держатель и бросился открывать ворота.
Въезжая в освещенный круг, я неожиданно услышал знакомый скрип натягиваемой тетивы. Тело начало действовать само, на рефлексах. Я ткнул пятками в бока Князя, а сам скользнул из седла, уже понимая — не успеваю!
Глава 17
Глава 17. Довлеет дневи злоба его (524 круг Н.Э., смутан-студень).
Соскользнув с коня на землю, я одновременно почувствовал вспышку сильной боли в районе левого уха и краем глаза увидел воткнувшуюся в седло стрелу. Что-то горячее обильно потекло по шее за воротник. Тело продолжало действовать на рефлексах. Я, прикрываясь лошадью, рваными рывками бросился к приоткрытым воротам.
— Тревога!!! Нападение!!! — что есть мочи заорал охранник, одновременно приоткрывая створку ворот.
Тук... тук... тук! Втыкаясь в землю вокруг меня, застучали стрелы. Охранник прикрылся щитом и двинулся мне навстречу. Когда до входа во двор остался один рывок, одна из стрел вонзилась мне в икроножную мышцу. С громким криком я рухнул на землю. Боль была невыносимой, она просто ослепила меня.
Это все? Конец?
Тут я почувствовал, как меня подхватывают под мышки и тащат в сторону дома. Здоровой ногой изо всех сил я начал помогать. Надо срочно уходить из-под обстрела. В доме захлопали двери и послышались тревожные крики.
— Аа! Ааа! — дважды вскрикнул охранник и, тяжело навалившись на меня, придавил к земле.
Я приподнял голову, пытаясь рассмотреть, что происходит вокруг. Из приоткрытых ворот начали выскакивать мои бойцы. Один из них мигом выдернул из держателя факел и, широко замахнувшись, отбросил его в сторону.
— Прикрыли щитами господина! Быстро, во двор!!! — раздались команды моего десятника. — Вы, двое, Белослава хватайте!
Вокруг меня сомкнулись щиты, мы всей группой быстро забежали во двор и захлопнули ворота. Ну как, всей группой забежали? Я скакал на одной ноге, а Белослава, первым прикрывшего меня воина, вообще волоком затащили. У него стрелами были поражены обе ноги.
— Обеспечь охрану дома и займись нападавшими. Но сначала, под охраной лекарей сюда, — прохрипел я Матею. — Пусть мной и Белославом займутся. Перетяните ноги ремешками выше ран, чтобы боец кровью не истек. Что с моим конем? Он цел? Тревогу поднимай, Матей, сельчан на стены, чтобы никто из села не выскользнул. Давай, действуй, каждое мгновение дорого!
Под испуганными взглядами прислуги меня и Белослава затащили в гостиную. Стрела, ранившая меня в ногу, пробила икроножную мышцу насквозь и ее наконечник выглядывал из раны на пару сантиметров. Рана на ноге причиняла очень сильную боль и я сдерживался изо всех сил, чтобы, не дай предки, не пустить слезу. Позориться мне никак нельзя.
Вот ухо — болело меньше. После яркой вспышки боли, сейчас это место тупо ныло. А может, это просто на фоне дикой боли в ноге? Кровь бежать перестала, спасибо моей регенерации и отдельно — Мирославу Александровичу. Чувствую, мне его всю жизнь добрым словом поминать придется.
Я осторожно потрогал ухо. Ууффф! Больно, блин! Я достал свое зеркальце и глянул на рану. Ёптить! На месте уха висели окровавленные лоскуты. Да, чтоб тебя! Еще «красивее» стал. Ну, что за невезуха?! Такое впечатление, что судьба издевается надо мной. Вспыхнувший гнев немного приглушил боль. В коридоре послышался топот и в гостиную с сумками через плечо вбежали Алма с Дарой.
— Горячей воды сюда и пару мужиков в помощь. Остальные — вон! — сразу скомандовала Алма.
— Делай, что она говорит, — кивнул я ключнику и обратился уже к лекарке. — Алма, сложи, пожалуйста, порванное ухо и замотай перевязочным материалом.
Алма хмуро кивнула, бросила взгляд на то, как остановили кровь Белославу, и, удовлетворенно хмыкнув, занялась мной. С собой в сумке у лекарки была бутыль с дистиллятом. Ура!
— Алма, дай мне несколько глотков дистиллята, — попросил я лекарку. — Мне будет легче переносить твои манипуляции.
— Не знаю, что такое манипуляции, но, чтобы легче было терпеть боль, есть средство получше, — отказала мне ренийка. — Вот порошок сушеного дурман-гриба. Съешь. Ешь, не бойся! На, запей водой.
Я не стал спорить и принял порошок. Ну, что? Я никогда не пробовал употреблять наркотическое вещество, но, наверное, это было оно. Через несколько минут перед глазами все поплыло, мысли путались. Боль я все равно чувствовал, но, как-то странно. Будто она моя и не моя одновременно.
Мой взгляд бесконтрольно гулял по комнате и вдруг наткнулся на фигурку Дары. В ее глазах читался такой ужас, когда она смотрела на мои раны! Она, похоже, находилась в настоящем ступоре. Алме пришлось прикрикнуть, чтобы дочь пришла в себя и начала помогать матери.
Как со стороны, я наблюдал, что творилось в гостиной. Лекарка не стала просто перевязывать мне разорванное ухо. Она обработала область вокруг раны дистиллятом, и, пока меня держали два приведенных ключником лакея, сначала сшила болтающиеся лоскутки, а уже потом замотала голову «бинтами».
Потом она с дочкой занялась моей ногой. Разрезали штанину, оголив ногу, обработали область вокруг входного и выходного отверстия раны дистиллятом, а затем аккуратно срезали наконечник стрелы и вынули ее из ноги. Мне повезло, что стрела прошла навылет и наконечник торчит снаружи. Иначе, пришлось бы его вырезать или проталкивать стрелу дальше, пока она не вышла бы наружу. Моих знаний хватало, чтобы понимать: при попытке тащить стрелу обратно, наконечник гарантированно остается в ране.
А Дара, похоже, в меня влюблена. Это видно, все-таки. И по ее состоянию, и по поведению, и по тому, как она за мной сейчас ухаживает. Только что не баюкает, пытаясь облегчить мои страдания. Жалко девочку, мы — точно не пара и ситуация у нас безнадежная. Зря на меня время тратит и свои чувства.
Хотя, по мне, так: лучше любить и не быть любимым, чем вообще не знать, что такое любовь. А девочку я не обижу. Чтобы воспользоваться сейчас ее чувствами, это какой свиньей надо быть? У нее эти детские влюблённости рано или поздно пройдут. А вот помочь ей в жизни можно. Да я уже взялся помогать. А то, что выгоду от наших отношений сделаю взаимной, так это только лучше будет.
Несмотря на дурман-гриб и старания Дары, было больно. Представляю, как было бы без него. Бррр! Нет, не буду представлять. Все-таки, местные — очень терпеливые люди. Монстры, просто!
Алма наложила мне на раны кашицу из лечебных трав и плотно замотала перевязочным материалом. Потом меня оставили в покое и занялись Белославом. Несмотря на мое состояние, я помню, как спросил о его состоянии и попросил Алму приложить все силы для его спасения. Белослав — верный человек и достойный воин, выполнивший свой долг до конца. Он закрыл меня от стрел и мой долг — сделать все для его спасения.